Российские мусульмане в условиях глобальных проблем

Ислам в России — одна из четырех традиционно распространенных на ее территории религий. В отличие от многих европейских стран, где доля исламского населения прирастает за счет мигрантов, сообщества российских мусульман являются исконными, имеют четкую географическую привязку и глубокие этнические традиции. В числе таких сообществ — татары, второй по численности народ Российской Федерации, башкиры, крымские татары, народы Северного Кавказа, а также представители народов Средней Азии и Казахстана, находившихся долгое время в орбите «большой России». Несмотря на то, что основные центры исламской религии расположены за пределами России, мусульманская община нашей страны, за исключением периода целенаправленного подавления религии в СССР, никогда не представляла собой глубокую провинцию исламского мира. В целом и Поволжье, и Крым, и Северный Кавказ развивались динамично и самобытно, не теряя при этом связей с Ближним Востоком. В XX век российская мусульманская община вступила динамично развивающейся, полной реформаторских идей и перспектив. Советский антирелигиозный эксперимент резко изменил эту ситуацию: начались широкомасштабные репрессии против мусульманских религиозных деятелей и институтов, сама община была практически лишена возможности общения с единоверцами по всему миру.

Постсоветский период ознаменовался не столько возрождением ислама, сколько реисламизацией: во многих регионах исламские институты были окончательно разрушены, а сама религия низведена на глубоко бытовой уровень.

Для современного периода развития ислама в России характерны следующие тенденции:

1). Традиционная картина распространения богословско-правовых толков ислама изменилась за счет миграции кавказцев, в первую очередь, шафиитов (представителей народов Дагестана, чеченцев и ингушей) в традиционно ханафитские регионы и складывания ханафитско-шафиитских контактных зон. Одна из таких зон – Астрахань.

2). Идет размывание гомогенности условно «кавказского» и «поволжско-татарского» культурных ареалов исламского сообщества России. При формальном сохранении в мечетях прежних имамов и в духовных управлениях прежних муфтиев, реальный вес часто получают неформальные лидеры.

3). В стране появляется множество течений и групп, которые изначально не были тут представлены. Вкрапления этих групп в основную

массу мусульман в регионах ведет к складыванию мозаичной картины исламского поля, причем фиксируется четкая тенденция к усилению этой мозаичности.

4). Ислам активно становится игроком не только в идеологической сфере, но и в сфере правовой, экономической, образовательной и т.д. Это приводит к таким явлениям, как, например, ситуация фактического полиюридизма в Дагестане, а также к общему сужению светского пространства на Кавказе. Случается это не только в силу ускоренной исламизации населения, а в значительной мере в силу того, что светское право не работает в жизненно важных сферах.

5). Духовные управления мусульман практически повсеместно вынуждены конкурировать с альтернативными общинами и неформальными исламскими центрами, притягательными для молодежи и неофитов, а также радикально и оппозиционно настроенных лиц. Кризис так называемого традиционного ислама усиливает отток молодежи в альтернативные джамааты.

6). Создаются виртуальные «джамааты», члены которых могут проживать в сотнях и тысячах километров друг от друга, связанные лишь личностью своего харизматичного лидера, который также физически может находиться от них очень далеко. Эти «электронные» муфтии и имамы порой оказываются гораздо влиятельнее, чем местные формальные имамы. Отрыв от традиционной территориальной привязки мусульманских общин (джамаатов) создает ситуацию абсолютной идейной прозрачности и мобильности среди мусульман, когда внешне принадлежащий к конкретной территориальной общине мусульманин по факту может оказаться приверженцем совершенно противоположных идей.

Каково же влияние общемировых тенденций развития ислама, и в первую очередь того, что происходит на Ближнем Востоке, на российскую умму?

В первую очередь, надо обратить внимание на то, что в 2000-е годы Ближний Восток переживает бурные процессы, которые связаны во многом с конфессиональным фактором.

В самой религиозной сфере происходят важные перемены. При активном участии Ирана идет рост влияния шиитских групп, в первую очередь, «Хезбаллы», а также фактическое усиление их противостояния с суннитскими силами. Суннитско-шиитские противоречия на наших глазах набирают новую силу на фоне дробления суннитских групп, раздираемых противоречиями. Все более мозаичным становится салафитское движение, крайне популярное среди суннитской молодежи. В самой Саудовской Аравии, являющейся идейным центром современного салафизма, наметилось несколько групп.

В контексте ситуации на Ближнем Востоке российский ислам также динамичен. Вслед за Ближним Востоком растет мозаичность в салафитских группах российских мусульман. Во многих российских регионах в связи с общей ситуацией на Ближнем Востоке и ростом соперничества между суннитскими и шиитскими державами и силами, растет активное осознание себя суннитами и симпатии к суннитским участникам конфликта.

Рост влияния политического ислама в Египте и Турции вызвало среди части салафитов России движение «хиджры», переселения на территорию с исламским правлением. Масштабы этого движения часто преувеличиваются, и все же оно захватило сотни молодых мусульман, преимущественно с Северного Кавказа. Это движение обзавелось собственными сетями и инфраструктурой, которая включает службы по обустройству переселенцев, включая строительство жилья.

Упомянутое выше движение исламской эмиграции не стоит путать с другой «хиджрой» — военной, которая усилилась с 2011 года, приняв основное направление на воюющую Сирию. Оно охватило тысячи молодых мусульман со всей территории России — в значительной мере северокавказцев, но также и жителей других регионов: крупных городов Центральной России, российского Севера и т.д.

В 2014 г., наряду с поощрением присоединения к боевикам в Сирии, ИГ/ИГИЛ начала поводить политику по привлечению на свою сторону командиров и боевиков аффилированного с Аль-Каидой «Имарата Кавказ». В 2015 г. было объявлено о создании на Северном Кавказе «Вилаята Кавказ» как части ИГ/ИГИЛ. В конце 2015 — начале 2016 г. террористы из этого объединения провели теракты на территории Дагестана, в основном на юге республики. Настораживает то, что в арсенал боевиков возвращаются такие уже практически забытые на Северном Кавказе методы, как атаки на колонны.

Что делать в такой непростой ситуации, которая складывается в исламских сообществах в мире вообще и в России в частности?

Сейчас важно почувствовать динамику процессов, происходящих с исламом в России. Исламское сообщество нашей страны находится в состоянии противоречивой трансформации, результаты которой все еще неочевидны. Происходящее вслед за Ближним Востоком усложнение исламской мозаики в России, в свою очередь, создает сложности для государства, которое не привыкло иметь дело с такой фрагментацией мировой религии& После распада муфтияты переживают острую конкуренцию со стороны неформальных мусульманских лидеров, отсутствие официального статуса у которых является препятствием для нормального взаимодействия государства с возглавляемыми ими сообществами.

Сегодня актуальна проблема выработки четких подходов в религиозной политике государства, учитывающих динамику происходящих в исламском сообществе процессов и фактическую мозаичность его состава. Это не значит, что от системы духовных управлений необходимо отказываться. Они охватывают свою часть исламского поля страны, и этот потенциал нужно продолжать использовать. Вопрос лишь в том, чтобы привлекать к сотрудничеству другую, все более растущую часть исламского поля, долгое время остававшуюся за пределами партнерских взаимоотношений из-за отсутствия официального статуса.

Как этого добиться? Очевидно, что только через усиление внутриисламского диалога и сотрудничества, когда разнообразные общины мусульман и их лидеры будут воспринимать друг друга не как соперников, а как партнеров. Единственным критерием, по которому государство может отказывать мусульманским лидерам и общинам в легитимности, должна быть приверженность экстремистским идеям вооруженной борьбы с Российским государством и отрицание его конституционного строя.

Одним из путей снижения конфликтности в мусульманских сообществах регионов может стать усиление коллегиальности в муфтиятах с включением в советы мусульманских ученых при духовных управлениях и неформальных мусульманских лидеров. Примеры успешного использования этого принципа, которые вели к снижению конфликтности и интеграции неформальных лидеров в систему государственно-исламских отношений, есть, и их надо широко использовать на практике. Так, именно благодаря такой политике муфтия Адыгеи и Краснодарского края Нурбия Емижа в самом начале 2000-х годов там, в отличие от Кабардино-Балкарии, удалось избежать конфликтного варианта развития событий.

В целом же последовательная импликация принципа равноудаленности государства от всех организаций мусульман должна помочь в утверждении принципов светскости, которые в реалиях некоторых районов Северного Кавказа серьезно пошатнулись. Запреты и репрессии в этой сфере не помогут. Одним из самых действенных путей представляется активное включение государства в сферу правовой конкуренции. Если мусульмане увидят, что светское право предлагает справедливое решение, то они не будут пытаться применять шариатские нормы, тем более, что до сих пор здесь нет сильных знатоков исламского права. Именно такой путь сужения применения обычного и религиозного права и расширения применения светского права видится наиболее реалистичным.

А.А. Ярлыкапов

старший научный сотрудник

Центра проблем Кавказа и региональной

безопасности Института международных

исследований МГИМО МИД РФ,

кандидат исторических наук