Прикаспийский вопрос в русской политике в первой трети 18 века

з

Начало XVIII века стало переломным периодом в истории внешней политики России. В это время произошло формирование ее новых внешнеполитических интересов, что было непосредственно связано с деятельностью Петра I по превращению государства в империю. Одной из главных составляющих новой внешнеполитической доктрины явилось обеспечение и последовательное отстаивание своих стратегических интересов на каспийском направлении. Это стремление было обусловлено, в том числе и политической ситуацией, складывающейся в регионе еще с XVII века. На протяжении этого периода территория Нижней Волги и Прикаспия становится объектом пристального внимания со стороны многих европейских держав.

Этот интерес был обусловлен выгоднейшим географическим положением региона, которое позволяло практически беспрепятственно осуществлять торговлю с Востоком в отличие от долгого морского пути вокруг Африки или небезопасного через Турцию. Активное развитие этой торговли было крайне необходимо для развивающихся промышленных экономик государств Западной Европы, нуждающихся в бесперебойных поставках сырья – персидского шелка. В XVII веке европейские государства одно за другим просят у московского правительства права торговли с Персией, но почти всегда безуспешно, ввиду недовольства русского купечества, желавшего стать посредником в торговле Востока с Западом. Из европейских стран, добивавшихся права транзита в Персию, можно указать Англию, Голландию, Францию, германские герцогства – Голштинию, Бранденбург и др.1 Поэтому в течение XVII века район Нижней Волги и Северного Прикаспия активно изучается известными европейскими путешественниками и исследователями: А. Олеарием, Я. Стрейсом, Э. Кемпфером, Г. Тектандером, Л. Фабрициусом.

В такой ситуации правительству России было необходимо сосредоточить все усилия на закреплении в этом стратегически важном регионе и целенаправленно отстаивать государственные интересы страны. Первые проекты по расширению российского влияния на Каспии появились еще в том же XVII веке и были связаны с идеей включения северных провинций Персии в состав России. Речь идет о довольно любопытном плане захвата московским государством прикаспийских областей, в первую очередь персидской провинции Гилян. Этот проект был развит вторым послом голштинского посольства 1633-1639 гг. в Москву и Персию, гамбургским купцом Отто Бругеманом, в его разговорах с сопровождавшим это посольство московским посланником Алексеем Раманчуковым. Само это посольство, секретарем и советником которого был знаменитый Адам Олеарий, было устроено в связи с учреждавшейся тогда голштинской компанией, в которой принимали участие и гамбургские капиталы для вывоза из Персии в Европу через Москву шелка и других персидских товаров.

План голштинского посла состоял в том, что Россия при вооруженной и денежной поддержке Голштинии, а может быть и Англии с Францией, должна была захватить Гилян, Мазандаран и Астрабад. Возлагались надежды на вооруженную поддержку гилянцев, враждебно относившихся к Персии и угнетаемых ею. В противном случае он надеялся на военную неподготовленность персов. В случае приобретения этих провинций, голштинский посол сулил царской казне большие прибыли от шелководства, рыболовства, морских пристаней и прочих доходных статей: «Такой я земли угодной и хорошей на своем роду не слыхал. И в Асторохань и на терки хлеб сверху не надобен будет, можно здешним хлебом гилянским три Асторохани прокормить»2.

Конечно же, этот проект был довольно авантюрным и неприемлемым в тех условиях. Слишком рискованный, он только осложнил бы и без того трудное в это время и внутреннее и международное положение Москвы. Кроме того, Россия была в дружественных отношениях с Персией и на нее рассчитывала как на врага Турции. Интервенция в Персию была бы неосуществима: внимание московского правительства было отвлечено западными делами, борьбой с Польшей и Швецией, а на юге – с Крымом. Страна была еще слишком слаба. Она еще не успела оправиться от последствий Смутного времени, и не в состоянии была вести агрессивную политику на Востоке. Однако как одно из начальных звеньев в подготовке России к наступлению на Закавказье и сопредельные с ним прикаспийские области Персии, проект Бругемана может быть особенно отмечен. Это было первое за это время обстоятельное сообщение о Гиляне, каким могло теперь располагать московское правительство.

Но после того как в России началось бурное экономическое развитие, стимулированное масштабными преобразованиями Петра I, зримо проявились и ее внешнеполитические ориентиры в Прикаспии. Причем совершенно очевидно, что они являлись одним из элементов единой внешнеполитической программы первого российского императора. Активная завоевательная политика России на Балтийском море органически была связана и с решением каспийского вопроса. Балтийско-волжско-каспийский путь обеспечивал России европейско-азиатский транзит, который был одним из основных стержней ее экономики в ту эпоху.

Поэтому с начала XVIII века вопрос исследования прикаспийских областей Персии для дальнейшего распространения на них политического влияния России вновь становится актуальным. Еще в 1699 г. Петр поручил иноземцу Шельтрону составить карту Каспийского моря, но тот попал в плен к персам. В 1700 г. для исследования каспийского побережья был послан капитан русского флота Меер, который доплыл до кавказских владений Персии, но персы не позволили русскому судну войти в бакинский порт4.

Во втором десятилетии XVIII века Россией практически одновременно были предприняты две крупные военно-дипломатические и разведывательные акции в Прикаспии: экспедиция князя Александра Бековича-Черкасского в Хиву и Бухару в 1714 г. и посольство Артемия Волынского в Персию в 1716 г. Первая имела перед собой цель установления отношений с хивинским и бухарским ханом и поиска дальнейшего торгового пути в Индию через Среднюю Азию. Это было первой серьезной попыткой России исследовать восточное побережье Каспийского моря. Конкретным ее результатом было основание здесь опорных крепостей св. Петра, Александровская и Красноводская, «поставленные им у мыса Тюп-Караган и у входа в Алесандровский и Балханский заливы, как на местах наиболее удобных для сообщения с Астраханью»5. Однако в дальнейшем экспедицию постиг трагический конец. Отряд в три тысячи человек двинулся сухим путем к Хиве. Это был не завоевательный поход, а экспедиция с целью изучения края и с дипломатической задачей установления дружеских связей с Хивой и Бухарой. Петр I подчеркивал, что А. Черкасский направлен в качестве посла. Однако у озера Айбугир его двухтысячный отряд подвергся нападению 20-тысячного хивинского войска. Русские разгромили эти силы. Затем хан Ширгазы вступил в переговоры и пригласил русских в свои города, уговорив их разделиться на пять небольших отрядов. Князь Черкасский наивно согласился, и отряды были коварно уничтожены. Жестоко казнили и самого князя.

Что касается посольства Волынского ко двору персидского шаха, то оно оказалось гораздо более успешным. Ему предписывалось заключить торговый договор с шахом Хусейном и подробно ознакомиться с внутриполитическим положением в этой стране. Петр I в инструкции данной А. Волынскому поручает ему всеми возможными способами собрать информацию о персидской армии: ее вооружении, численности, оборонительных сооружениях, способах ведения боевых действий6. Направление дипломатической миссии А. Волынского к шахскому престолу свидетельствовало о крайней заинтересованности и озабоченности России ситуацией, складывающейся в Персии. При последних Сефевидах резко обострился кризис центральной власти в Персии, что побуждало Россию к действиям по недопущению усиления влияния в регионе других держав, в частности Турции. Поэтому выяснение роли турецкого фактора в персидской политике и возможности создания антитурецкого союза в Прикаспии также являлось одной из задач посольства А. Волынского7. В своих донесениях царю А. Волынский указывал на слабость Персии и даже предлагал заселить русскими войсками южный берег Каспийского моря8.

А. Волынскому удалось заключить с шахом торговый договор, по которому устранялись все препятствия для торговли российских купцов в Персии9. Кроме того, по этому договору России разрешалось основать свое консульство в столице провинции Гилян – Реште. Результаты дипломатической миссии А. Волынского окончательно уверили Петра I в наступлении подходящего момента для осуществления своих планов по установлению российского влияния в Прикаспии.

Высшей точкой их реализации стал, как известно, Персидский поход, который на первом своем этапе проходил при непосредственном участии лично императора. Однако непосредственному началу военной кампании предшествовала еще одна исследовательская и разведывательная экспедиция по Каспийскому морю, которая впервые имела, в том числе и научный характер. В рамках подготовки похода в Астрахань из Петербурга под руководством капитан-лейтенанта К.П. Вердена прибывает команда в составе 89 человек, в которую также входил помощник командира мичман Ф.И. Соймонов. Главной целью экспедиции провозглашалось изучить водный путь и береговую линию от Астрахани по западному берегу Каспийского моря до Астрабада, что было зафиксировано в инструкции, выданной К. Вердену 18 января 1719 г.10 Однако и военно-разведывательный характер намеченной программы не оставляет сомнений. Прямо подтверждает данный вывод и сам Ф. Соймонов в своем «Описании Каспийского моря»: «Польза обоих торгов служила наружным видом сего предприятия и назначенным в оную посылку офицерам предписано было в инструкции, чтобы они сие намерение везде распространяли, хотя другие словесные и тайные приказания ни мало до купечества не принадлежали»11.

В течение 1719-1720 гг. Верденом-Соймоновым были осуществлены две экспедиции из Астрахани к персидским берегам, по итогам которых была составлена первая печатная навигационная карта, буквально перевернувшая все существовавшие до того времени представления о Каспийском море. В результате первого похода экспедиция дошла до Баку и вышла к устью Куры, после чего возвратилась в Астрахань. На следующий год был предпринят еще один поход, на этот раз непосредственно к южному побережью Каспийского моря. Эта вторая экспедиция была отправлена в начале лета 1720 г. из Астрахани в составе той же команды что и первая. На персидской стороне участники похода всячески старались показывать, что целями их являются исключительно торговые интересы России. Об этом говорит, в частности, их встреча в районе устья реки Астары с персидским беком, который принял их в своем шатре. На его вопрос о причинах похода участники экспедиции отвечали, что он был организован для изучения безопасного пути для торговых судов России, следующих в Персию. И хотя внешней реакцией бека было одобрение, однако было видно, что он сомневался в правдивости этих слов12.

Более того, прибыв потом в провинцию Гилян, исследовав по пути Энзилийский залив, члены экспедиции не решились войти в столицу Гиляна – Решт, дабы не привлекать излишнего внимания к своей деятельности и во избежание появления ненужных слухов об истинных её целях.

Одновременно с научными и разведывательными изысканиями Ф. Соймонова на Каспии в 1718 г. по стопам А. Бековича-Черкасского в Среднюю Азию отправляется еще один посланник Петра I – итальянец на русской службе Флорио Беневини. Пётр поручает ему направиться в Бухару вместе с возвращающимся из России бухарским послом Кули-беком, для чего последнего задерживают в Астрахани. Через Шемаху и Тегеран Беневини и Кули-бек только в 1721 году прибывают в Бухару. Все время поездки и пребывании в Бухаре Беневини ведёт «Краткой журнал посланника Флория Беневени, в Бухарах бывшего», в котором отражает данные о внутреннем положении среднеазиатских ханств, политической борьбе, международных отношениях, о впечатлении от Персидского похода русской армии. Также он приводит сведения, касающиеся личностей самих ханов и их ближайшего окружения, нравов при дворах. Беневини провел там несколько лет и собрал ценные сведения об особенностях, богатствах Средней Азии, о политических возможностях для России в ней. Этими действиями было намечено важное направление внешней политики России в отношении закаспийских земель, которое в будущем приобретет большое значение.

После завершения экспедиций Вердена-Соймонова и анализа данных полученных посольством А. Волынского о социально-политическом состоянии Персии началась собственно военная часть персидской кампании России на Каспии. Цели ее оказались более чем достигнуты. В 1723 г. Россия заключила с персидским послом Исмаил-беком Санкт-Петербургский договор. По нему персидская сторона уступала России свои прикаспийские провинции Гилян, Мазандаран, Астрабад, а также Ширван и Дагестан13.

Но, как известно России не удалось в полной мере воспользоваться плодами своих военных успехов на Каспии. Резко осложнившаяся международная обстановка, в частности, ставшая реальной война с Турцией, к которой Россия еще не была готова, приостановила последовательное и твердое закрепление России на западном и южном берегах Каспийского моря. Оно было бы возможным, если бы Россия сумела эффективно включить полученные территории в свой хозяйственный оборот, что с учетом их экономической специфики, то есть производства «экзотических» продуктов – гилянского шелка, а также хлопка, шафрана, табака, нефти сделало бы русский торговый капитал крупным монополистом на этом рынке. Однако методы их эксплуатации носили скорее хищнический характер. Хозяйственное управление было возложено на местные военные оккупационные власти, которые одни ресурсы эксплуатировали сами, другие сдавали в аренду и, кроме того, взимали различные сборы с местного населения. Никакого контроля над этим военно-хозяйственным управлением организовано не было, отчего массово развивалось хищение. Попыток развить новые хозяйственные культуры, организовать торговлю и транспорт не делалось. Таким образом, оккупированные прикаспийские провинции оказались нерентабельны: доходы были незначительны и не покрывали огромных расходов, тратившихся на содержание армии в прикаспийских провинциях. Поэтому, когда в Персии наступила известная политическая устойчивость в лице Надир шаха и создалась гарантия от появления турок на Каспийском море, Россия нашла возможность вернуть оккупированные ею области в 30-ее гг. XVIII в.

Итак, масштаб событий, развернувшихся в Прикаспии в первой трети XVIII века, позволяет сделать вывод о том, что с этого времени регион окончательно включается в сферу стратегических интересов России и на долгое время становится предметом сложной дипломатической борьбы и целью последующих военных кампаний.

В.О. Кулаков,

канд. ист. наук,

и.о. зав. каф. зарубежной

истории и регионоведения

Астраханского государственного университета